Встречало их странное существо, похожее на краба, размером с фокстерьера. Краб был окрашен в малиновый цвет с зелеными крапинками, имел шесть обычных ног и четыре внушительных клешни. Дождавшись, пока вошедшие снимут обувь, краб взял клешней с полки поролоновую губку и начал флегматично вытирать мелкие пятна мокрой грязи.
Ба-Гу ловко пихнула рюкзак Арто на одну из стенных полок, потом ласково погладила странное членистоногое существо по панцирю и сообщила.
— Это называется кэт. Специальный кроб для дома. Он симпатичный, правда?
— Да, — согласился шкипер,
— Вот! — обрадовалась девушка этому совпадению вкусов, — А у вас такие есть?
— Есть похожие домашних роботы. А точно таких я не видел.
— А у нас вот такие, — констатировала она, — Кстати, как тебе этот кубрик?
— Небольшой, зато очень уютный, — улыбаясь, ответил Арто. В действительности, эта комната напоминала микро-апартаменты на типовой транзитной базе патруля. В роли постоянного жилища она была (по солярным меркам) мягко говоря, маловата. Арто вспомнил, как лет десять назад некий архитектор предложил дизайн стационарного опорного пункта «Транснептун-Седна» с приблизительно такими жилыми ячейками. Проект выглядел симпатично, но олдермен патрульных шкиперов, посмотрев на 3D модель, сообщил автору: «в патруле работают люди, а тут вольеры для кроликов». В случае Седны, олдермен был прав. На транснептуновом планетоиде с температурой поверхности гораздо ниже точки замерзания азота, без основательного скафандра не погуляешь. Жизненное пространство там есть лишь внутри здания опорного пункта, поэтому экономить на площади, предназначенной для людей, нельзя вообще. А вот например, в марсианской колонии Эрни-Эллада (где окружающая природа тоже не шоколадная, но для прогулок достаточно легкого защитного костюма и простейшего кислородного аппарата), жилые ячейки не намного больше, чем здесь, на Коатлики. Правда, в Эрни-Эллада есть парк под куполом — несколько квадратных километров симпатичной почти земной пустыни с оазисом, озером и джунглями из неколючих древовидных кактусов, где можно гулять без всякого дыхательного аппарата, хоть голым… Конечно, при условии, что гуляющий хорошо переносит «гималайское» атмосферное давление. А тут, на Коатлики, не «гималайская», а скорее «альпийская» атмосфера — примерно как на земном «4-тысячнике». Почти курорт…
— О чем ты задумался? — Ба-Гу испытующе посмотрела на него.
— О погоде.
— Сейчас погода хреновая, очень холодно, — признала коатликианка, — Но скоро весна. Весной у нас красиво, хотя неспокойно: штормит. Но весна короткая, а потом быстро начинается лето. Ты не представляешь, что такое наше лето. Я смотрела ваши земные медиа-файлы, у вас такого нет. Хотя, у вас тоже красиво, фиг ли тут спорить.
— Знаешь, Ба-Гу, — сказал он, глядя сквозь прозрачную фасеточную внешнюю стену на холмистую ледяную равнину, по которой слабый ветер тащил фантастические вихри снежной пыли, казавшейся пурпурной в лучах Кецалькоатля, — Я не видел ни одной некрасивой планеты или планетоида. Везде по-своему красиво.
— Ты расскажешь в пабе? — спросила она, и добавила, — Сейчас, если хочешь, можешь поплескаться в вертбасе, а я могу дать тебе нашу одежду, получится прикольно.
— В вертбасе? — спросил он.
— Вот, — пояснила Ба-Гу, оказав на маленькую душевую кабинку в «санитарном углу».
Сходство этой моющей системы с душевой кабинкой оказалось обманчивым. Вертбас отличался от душа примерно как брандспойт от садовой лейки. От синхронного удара обжигающе-горячих и не менее обжигающих ледяных струй, бьющих под давлением с разных сторон, Арто на несколько секунд растерялся. Ба-Гу, сообщившая ему базовые рекомендации по включению краников вертбаса, заразительно и жизнерадостно ржала. Оказывается, система при другом включении краников позволяла перемешать воду до усредненной температуры, но… имела место дружеская шутка.
— …Кстати, — сообщила девушка, снимая с полки комплект туземной одежды, — такой контрастный метод мойки рекомендуется биологией для профилактики депрессии.
— Так я, вроде, не в депрессии, — заметил он, растираясь толстым пористым полотенцем, похожим на длинную прямоугольную подушку.
— Ну, я и говорю: для профилактики.
— Э… Мм… Понял. Профилактика… А как вот это надевают?
— Это накидывают и завязывают торчащие ленточки здесь, здесь и здесь.
— Так… — пробурчал он, вдумчиво следуя инструкции, — …Здесь, здесь и здесь…
— ОК, — оценила она, — А сейчас — в паб, пока нам не начали звонить, что мы тормозим.
Паб оказался просторным помещением под верхушкой купола центрального «иглу». Существенного сходства с британским прототипом не наблюдалось. Скорее это было похоже на круглую танцплощадку, по которой перемещаются на роликах табуретки сюрреалистических форм и кислотных цветов, столики, тележки с едой и напитками, а также тележки для мусора, образующегося в процессе активно-коллективного отдыха. Небольшая стайка «кробов — кэт» в углу освобождала мусорные тележки, разбирая их содержимое и распихивая по мешкам, вероятно, для последующей утилизации. Вокруг слышался гам, сопровождающий любое неформальное сборище особей гомо сапиенс.
Арто оглянуться не успел, как оказался сидящим в центре зала на высокой табуретке, похожей на толстого приземистого лимонно-желтого слоника. В поднятом хоботе эта пластиковая скульптура держала микрофон, а к левому бивню был петлей прицеплен столик с кучей бумажных контейнеров с салатами и бумажных кувшинчиков, видимо, содержащих туземные напитки. Имелись также бумажные вилки, ложки и стаканы.